В парижском Музее романтической жизни проходит выставка "Романтическая Россия в эпоху Пушкина и Гоголя", шедевры Государственной Третьяковской галереи.Там выставлены подлинные чудеса русской живописи начала XIX века: портреты Брюллова и Кипренского, пейзажи Сильвестра Щедрина, натюрморты Федора Толстого...
Романтическая Россия в Париже - I. Романтическая Россия и веточка смородины
Мы побеседовали с директором парижского Музея романтической жизни Даниэлем Маршессо и русскими кураторами выставки – Татьяной Городковой, главным хранителем Государственной Третьяковской галереи, и Людмилой Маркиной, заведующей в Третьяковке отделом живописи XVIII - первой половины XIX века.
Русские картины начала XIX века смотрятся в парижском музее совершенно естественно, как у себя дома. И конечно, идущий год России во Франции и Франции в России побуждал к организации русской выставки в парижском музее. Но хватает ли этого? Мы спросили Даниэля Маршессо, почему он решил выставить романтическую Россию?
Романтическая Россия в Париже - II. Иностранные влияния на русскую живописную школу и её неповторимое лицо
Даниэль Маршессо: По правде говоря, Музей романтической жизни провел уже не одну выставку, посвященную романтическому периоду в других странах. Наибольший отклик, пожалуй, имела выставка рисунков и акварелей немецкого романтического духа, это было два года тому назад, а может быть, выставка, посвященная Вильяму Блейку, то есть, английскому романтизму, которую мы организовали в Малом дворце.
И когда наметился этот официальный франко-российский год, мне показалось, что совершенно очевидно и нормально воспользоваться случаем, чтобы показать неизвестный французам аспект –романтическую Россию. Романтическая Россия, что вовсе не означает романтизм в России - тут тонкое отличие.
Музей романтической жизни, здание, в котором мы находимся, - это особняк, принадлежавший художнику Ари Шеферу. Здесь у него собирались писатели, поэты и музыканты. Вы, может быть, слышали, что Жорж Санд нередко бывала у Ари Шефера вместе с Шопеном. Бывала тут и Полин Виардо (Шефер написал её портрет), бывала с Тургеневым. Так что связи с Россией были довольно тесными.
Мне подумалось, что пушкинский миф, гоголевский дух подходят нашему, такому литературному музею (у нас ведь хранится наследие Жорж Санд). Мне показалось, что показ этого романтизма, несколько сдвинутого во времени, но в литературе олицетворяемого такими знаковыми фигурами, как Пушкин и Гоголь, позволит нам познакомиться с тем периодом, когда русские художники, очевидно, были не столь известны французской публике, как, скажем художники второй половины XIX века и, само собой разумеется, XX века. Я хорошо отдаю себе в этом отчет. Лет пятнадцать назад я готовил выставку, посвященную российскому периоду творчества Шагала, в сотрудничестве, прежде всего, с Третьяковской галереей (мы выставляли произведения Шагала для Еврейского камерного театра). И там я понял, что мы совершенно не знакомы (может быть, потому что мы не русскоязычны, потому что мы не читаем по-русски) с художниками начала XIX века, кроме разве что Брюллова или Толстого, Федора Толстого, эти два имени чуть больше известны французской публике.
Романтическая Россия и веточка смородины
Что такое романтическая Россия? Что такое романтизм в русской живописи?
Почему портрет Кипренского романтический, а портрет Венецианова - нет? Пейзаж Щедрина - романтический, а пейзаж Сороки - нет? Почему у Хруцкого сцена с детьми - это романтизм, а натюрморты - нет, хотя натюрморты Толстого – тут, на выставке романтической России? При взгляде на выставку непонятно, что из себя представляет романтизм в русской живописи, и существует ли он вообще...
Вот что об этом нам сказала Людмила Маркина, один из двух русских кураторов парижской выставки, заведующая отделом живописи XVIII - первой половины XIX века в Государственной Третьяковской галерее
Людмила Маркина: Если вы возьмете в руки каталог, то вы прочитаете: «Романтическая Россия». Это не русский романтизм. Не было задачи выявить романтизм как стиль. Это более широкое понятие – «Романтическая Россия». Сюда включаются и лучшие романтические вещи, то, что мы понимаем: Кипренский, портрет Жуковского. Кстати, Венецианова здесь нет, ни одной работы. Ни Сорока, ни Венецианов. Это русский «бидермейер», и Хруцкий – мы можем немножко к этому отнести. А это, действительно, восприятие. «Романтический» – это более широкий термин, а не просто «романтизм». Поэтому – это «Романтическая Россия». Вы увидите и эти интерьеры, и этих барышень уездных романтических, и пейзажи, все-таки, более романтические. Мы старались это отобрать.
ЯГ: С пейзажами – понятно. Романтический пейзаж – это когда «полная луна», или когда буря, гроза, одинокая скала, на ней – поэт.
Людмила Маркина: Дуб, раздробленный молнией, как есть у нас Воробьев.
ЯГ: Но вот замечательнейшие вещи Толстого, Федора Толстого, вещи, просто невероятные по своей тонкости, и, если бы это были произведения какой-нибудь Голландии XVII века, это бы считалось мировым шедевром, а так их знают только любители русской живописи, и то не все. А как они сюда попали в романтическое? Почему романтическим стал Толстой?
Людмила Маркина: А Вы знаете, «романтический» под собой понимает иногда и некоторую таинственность. Правильно? Тайна. А вот посмотрите какой здесь в центре замечательный натюрморт. Называется «Архитектурный пейзаж под папиросной бумагой». Он традиции иллюзорные продолжает, как вы правильно сказали, Голландии XVII века. А эти натюрморты, между прочим, когда господин Маршессо отбирал у нас эти работы, ему когда показали, он сказал: - Что вы мне показываете? – и хотел поднять этот лист.
ЯГ: Надо пояснить нашим слушателям, что речь идет о гуаши, на которой изображен пейзаж, по всей видимости, гравюра или рисунок черно-белый, как бы накрытый папиросной бумагой, но если вы захотите эту папиросную бумагу приподнять, то окажется, что она тоже нарисована.
Людмила Маркина: Тонко, фантастически. Я очень рада, в каталоге, вы увидите, очень хорошо воспроизводится на фронтисписе этот рисунок. То есть, мне кажется, что это очень любопытный прием, который всегда публику интересует, оживляет.
ЯГ: Если уж привлекать внимание к Толстому, то, конечно, к классическому произведению, которое, все-таки, очень хорошо известно: «Букет цветов с бабочкой и птичкой». Это видел каждый, кто когда-нибудь хотя бы просмотрел альбом «Третьяковская Галерея». Ну и, конечно же, «Виноград» и «Красная смородина» - веточка…
Татьяна Городкова, главный хранитель Государственной Третьяковской галереи: …С этими капельками воды, и здесь возникает этот момент почти «иллюзионистический», то есть, у зрителя есть полная иллюзия того , что это – настоящие капельки жидкости, которые так вот сползают с поверхности бумаги. На самом деле, это тончайшее владение живописной техникой, которая позволяет достигать вот такого художественного эффекта. И Федор Толстой прославился этим.
Людмила Маркина рассказала о судьбе этой скромной гуаши Федора Толстого с изображением веточки красной и веточки белой смородины.
Людмила Маркина: Он подарил самый первый лист Александре Федоровне, императрице, супруге Николая I. Ей страшно понравилось, она постоянно заказывала повторения. И дочка Толстого вспоминает, что «вся семья кормилась этой смородинкой».
ЯГ: Описывая «Смородину», вы настаиваете на том, что это «обманка» на иллюзии. Но не кажется ли вам, что в этой маленькой вещице – графической, на бумаге – происходит живописное чудо, то есть, больше, чем просто восстановление какой-то иллюзии, а там веточка смородины, которая, как идея Платона, вы знаете – есть вещи, а есть их идея. Так вот эта веточка, получается – той самой веточкой смородины, а все веточки, как бы, идут от нее.
Татьяна Городкова: И вообще, сам момент этой обычной ягодки, что предметом изображения является обычная веточка смородины - самый простой кустик, который, практически, во всех садах, во всех усадьбах – это самое привычное растение для русской культуры, в первую очередь. А здесь эта веточка смородины превращается в некое ощущение, в некое осознание смородины… я даже не знаю, как это сформулировать… она является главным предметом изображения и некоего художественного поклонения перед этой веточкой.
ЯГ: Я присоединяюсь к вам. Мне тоже кажется, что словами это не описать. Адекватнее всего будет сказать – это загадка. А в то же время – веточка смородины.
Татьяна Городкова: Да, хотя, сам мотив чрезвычайно прост: на листе бумаги изображена скромная веточка красной и белой смородины. И возникает на наших глазах это необыкновенное чудо, когда мы смотрим и не понимаем, действительно, где кончается работа художника, и где возникает момент, который мы испытываем, глядя на этот лист.
Иностранные влияния на русскую живописную школу и её неповторимое лицо
Вот что говорит об иностранных влияниях на русскую школу живописи и о её неповторимом лице Даниэль Маршессо:
А ведь у русских невероятный талант, совершенно особое художественное лицо, совершенно особый колорит, способность ассимилировать художественные принципы - французские и итальянские, прежде всего, так как путь русских художников по Европе обязательно лежал через Францию и Италию. Все это порождает результаты, шедевры совершенно магнетического характера, которые (я рад слышать это от вас) совершенно естественно вписываются в интерьеры Музея романтической жизни.
Русское изобразительное искусство первой половины XIX века. Когда на него смотришь, оно кажется слегка провинциальным, каким-то окраинным, как будто оно пришло с окраины Европы, и когда всматриваешься в это внимательно, то начинает казаться любителю этой живописи, что это очень хорошо, что оно было провинциальным, что оно впитало в себя все, что готово было прийти, будь то французская живопись предыдущего XVIII века, голландская XVII-го , будь то, может быть, немецкая живопись их же современников, поскольку они тоже ездили в Италию, как и немцы, соответственно, они, видимо, встречались. Эта «всеядность» русской живописи, которая дала ей расцвести, вам кажется, что я описываю нечто, действительно существующее или это просто такое ощущение?
Людмила Маркина: Я думаю, это у Вас просто ощущение, оно основано, простите меня, на некой некомпетентности. Это тот самый взгляд на русское искусство, который мифологический. Он не отражает реальной действительности: о провинциализме в эту эпоху уже не идет речи, и Брюллов, скажем, с «Последним днем Помпеи» - была выставка «Величие Рима» в 2002 году, где его современники (Комуччини) - были показаны, немцы и Овербек и т.д. – Брюллов не случайно получил такую всемирную славу. Это уже в 30-е годы художник мирового уровня – не провинциальный. А работы Кипренского – они просто не так известны. Графика Щербатова, посмотрите, виртуозная какая. И Вы меня поймите, я не из ложного патриотизма Вам говорю: я хорошо знаю этот период.
ЯГ: Я вернусь к своему вопросу: в нем было две части. Одна часть была – несколько провокационное словечко «провинциальная», а вторая часть, которая мне показалась гораздо интереснее – это влияние западноевропейской живописи, собственно говоря, влияние других европейских живописей, потому что российскую живопись и российскую культуру того времени нельзя отделить от европейской. Но я возвращаюсь к влиянию – будь то голландской живописи XVII века, будь то французская XVIII-го, будь то итальянская живопись. Мне казалось, что оно исключительно важно и проглядывает в произведениях русского искусства, ощущается. Вам так не кажется?
Людмила Маркина: XVII век Голландия, в данном случае, уже – нет. Это могло быть во времена Петра. В эту эпоху Рим, конечно, становится Академией Европы. Там сталкиваются и немецкие назарейцы, и англичане и французская академия на вилле Медичи – они все варятся в одном котле, это правда. И это взаимовлияние, безусловно, происходило. Художники разных школ: итальянцы, англичане, немцы, американцы и русские – но каждая из них создала своеобразные работы. И еще раз хочу подчеркнуть: среди них Брюллов, Александр Иванов (которого здесь нет на выставке) – это тоже фигура большая, значительная…
ЯГ: Очень жалко, что хотя бы пейзажных этюдиков каких-нибудь не привезли…
Людмила Маркина: Я с Вами согласна, но я понимаю, почему устроители с французской стороны не стали брать Иванова. Он, все-таки, требует какого-то самостоятельного, я бы сказала, осмысления, и, в том числе, его пейзажи. Они – не романтические. Там есть импрессионистические какие-то моменты уже, но романтического там мало.
Даниэль Маршессо говорил об особом русском колорите. Мы попросили пояснить, что он под этим понимает. И вообще, можно ли объяснить это словами?
Французская публика привычна к свету парижского региона или юга Франции (или к свету Италии). Для неё северный свет - это удивительное открытие. Конечно, свет Севера знаком нам по искусству Германии или скандинавских стран. Но русский колорит - это знаменитые белые ночи, тот замечательный свет, хрустальный от мороза и снега и невероятно прозрачный, эти золотистые тона, солнечные лучи и лунное, ночное свечение... Этот подход к свету для нас совершенно нов. И он решительно обогащает цветовой спектр романтизма. Это нечто исключительное.
В заключение нашей беседы мы попросили русских кураторов парижской выставки сказать нам что-то очень важное в двух словах об этой выставке…
Татьяна Городкова: Нам бы, конечно, хотелось, чтобы на эту выставку пришла публика. Искусство этого периода плохо известно. Поэтому возникают эти общепринятые разговоры о том, что Россия «догоняла», что Россия использовала опыт, и некая вторичность искусства этого периода для России…
ЯГ: Использование – не есть вторичность обязательно…
Татьяна Городкова: Но, тем не менее… я согласна с Вами, можно говорить, наверное, об особой восприимчивости русской художественной натуры, безусловно. И не только в изобразительном искусстве, мы это понимаем.
Выставка связана, безусловно, с художественным течением русского романтизма, и то, что она достаточно полно представляет основные имена замечательных художников русских этого периода, основные жанры, как русский портрет этого периода как один из главных жанров русского романтизма, и русский пейзаж этого периода. И то, что публика, придя сюда, сама почувствует тот самый уровень, художественный уровень и значимость конкретных произведений – в этом одна из задач этой выставки.
Потому что мы понимаем, что западная публика, европейская публика достаточно хорошо осведомлена об уникальных явлениях русского искусства – таких, как русская иконопись, таких, как русский авангард, и даже такое понятие, как «соцреализм» XX века – это тоже материал, достаточно хорошо известный. А этот период мало показывался, поэтому мы хотели бы всех пригласить, чтобы все пришли и посмотрели, и мы будем этому очень рады.
Людмила Маркина: И увидели бы романтическую Россию. Образ России эпохи романтизма, эпохи Пушкина и Гоголя
На наши вопросы отвечали директор парижского Музея романтической жизни Даниэль Маршессо и русские кураторы выставки Татьяна Городкова, главный хранитель Государственной Третьяковской галереи, и Людмила Маркина, заведующая в Третьяковке отделом живописи XVIII - первой половины XIX века.
Выставка "Романтическая Россия в эпоху Пушкина и Гоголя", шедевры Государственной Третьяковской галереи проходит в парижском Музее романтической жизни до 16 января 2010 года.
{{ scope.legend }}
© {{ scope.credits }}РассылкаПолучайте новости в реальном времени с помощью уведомлений RFI
Подписаться