Известный российский режиссер и продюсер Валерий Тодоровский побывал недавно в Париже. В На проходившей во французской столице ретроспектива фильмов «Москва и Санкт-Петербург: два лица России» он представил четыре своих картины, в том числе, последнюю, «Стиляги».
Валерий Тодоровский, у которого особые и очень разные отношения с Парижем, гость нашей сегодняшней передачи. Мы беседовали о его фильмах, которые были представлены на ретроспективе, и, прежде всего, о самой концепции этого оригинального мероприятия: представить зрителям кинопортреты городов – Москвы и Санкт-Петербурга.
Валерий ТОДОРОВСКИЙ: Что тут можно сказать, кроме как выразить выражение к людям, которые все организовали и проявили интерес к городам, в которых я вырос — частично в Москве и немножко в Питере. И то, что они нашли возможность увидеть в моих фильмах то, что будет интересно публике. Так что — спасибо.
Может быть, французских отборщиков притянуло то, что вы говорите о современном мире. Тем вашего современника вам важна?
Валерий ТОДОРОВСКИЙ: Ну, один из четырех фильмов говорит про 50-е годы, «Стиляги», поэтому, не совсем уж все о современниках. Вы знаете, я всегда снимал фильмы, которые мне хотелось снимать. Никогда не думал, хочу ли я что-то сказать о современниках... Наверное, мне было естественнее и проще снимать кино о том времени и о том состоянии, в котором я сам живу. Поэтому я снимал большинство современных картин. Но после «Стиляг» я бы сейчас с удовольствием снял какую-нибудь костюмную драму, комедию или мюзикл.
Стиляги и период 50-х годов вам были как-то близки?
Валерий ТОДОРОВСКИЙ: Да нет, меня не столько привлекали 50-е годы, хотя я интересовался этим временем. Меня больше привлекала история про свободу и про любовь. А 50-е гг было очень правильное время, потому что было очень много запретов и для того сюжета — идеальная площадка: там надо было ломать стены для того чтобы выражать себя.
Может быть, такое же опосредованное знание французскому зрителю даст фильм «Мой сводный брат Франкенштейн» - о войне в Чечне. В фильме самой войны нет, но мы видим, результат войны, что эта война делает...
Валерий ТОДОРОВСКИЙ: Когда я снимал эту картину, я больше думал не о том, что думает война — если бы я захотел показать, что делает война с людьми, я бы все-таки пошел бы снимать войну. А я хотел сделать картину про то, что от этой войны не спрячешься. Что ты можешь жить далеко своей благополучной жизнью, что ты можешь не читать новости, не смотреть телевизор, не интересоваться ничем. Но, черт возьми, в итоге эта война у тебя объявится в твоей жизни. Да, иногда в виде больного сына, а иногда в каком-то другом виде, но от нее не спрячешься. Вообще, жизнь по принципу вытеснения действительности, которой, мне кажется, страдает сегодня население земного шара — в массе своей люди не хотят ничего знать — она ни к чему позитивному не приводит, ты все равно в какой-то момент с этой действительностью столкнешься. Ну, если очень грубо, то, наверное, об этом я снимал фильм.
«Страна глухих»: как вы сказали, представляя этот фильм, в нем ощущается «присутствие катастрофы», потому что фильм снимался прямо перед дефолтом 1998 года. Фильм уловил эту немножко сумасшедшую жизнь тех лет, когда люди жили, словно близится последний день Помпеи... Вы хотели это показать, или это было уловлено, потому что тогда это было просто разлито в воздухе...
Валерий ТОДОРОВСКИЙ: Я не всегда могу, к сожалению, сформулировать, что я хотел. Я снимал историю, в которой мне очень нравились герои. Мне нравилось то, что был некий один мир в другом. Вот есть мир, а есть параллельный мир — мир глухих или слабо слышащих людей. И вдруг выяснилось, что это как-то параллельно существует, и необходимость этих людей выживать в очень опасном мире, она очень обостренная. Им очень важно за что-то зацепиться и найти кого-то близкого себе, найти точку опору. Я снимал про это одиночество и про поиски точки опоры. А далее оказалось, что там очень много находили разных возможностей для разных смыслов. В частности, да, это ощущение катастрофы. Потому что там девочка, которую играет Дина Корзун, все время говорит про деньги: «деньги, деньги...». Было время, когда было действительно ощущение, что это на один день и надо быстро их хватать где-то, добывать, потому что их много вокруг, этих денег, но как же их добыть? А потом все рухнуло и оказалось, что ничего нет. Вот так.
И, наконец, фильм «Любовь», четвертый ваш фильм на ретроспективе. Он был представлен на Каннском фестивале в 1991 году, это был второй ваш фильм. Какую роль сыграла эта картина в вашей карьере, ее участие в каннском фестивале?
Валерий ТОДОРОВСКИЙ: Это был второй фильм, но в каком-то смысле, по сути, первый. Потому что мой первый фильм «Катафалк», который я очень люблю, он снимался все-таки больше как некая дипломная работа, или курсовая работа. Честно скажу, я его снимал не очень осознанно в том смысле, что я как бы экспериментировал, пробовал, думая, ну, если получится — хорошо, не получится — ну и ладно. А уже фильм «Любовь» я снимал как свой первый профессиональный фильм, и, конечно, от него многое зависело. Потому что я был внутренне готов к тому, что если вдруг ничего не получится с ним, то, ну, значит, я бы признался, наверное, что я не очень хороший режиссер или у меня нет этого таланта. У фильма была хорошая судьба, он был не только в Каннах, он был много где. После этого началась моя режиссерская профессиональная жизнь. Конечно, фильм для меня — очень значительный.
В рамках ретроспективы прошел вечер, где много говорилось о трудностях экспорта российского кино за рубеж. И также говорилось о том, что во Франции, как и в остальных странах мира, мы видим, в основном, американские телесериалы. Вы были продюсером многих телесериалов. Кажется, что Россия — это одна из немногих стран, где национальная сериальная продукция может потягаться с американской. Чем вызван ваш интерес к сериалам?
Валерий ТОДОРОВСКИЙ: Это очень большая тема, на тему сериалом можно пять часов проговорить! Если вкратце, я бы сказал так: никто, конечно, пока серьезно тягаться с американцами не может, в том числе и русские. Но дальше выясняется, если говорить про сериальную продукцию, то во всех странах мира смотрят обычно свое и американское. Есть какие-то свои вещи, а есть американские. Что касается моего интереса, я очень люблю все, что касается сериалов по той причине, что это, мне кажется, очень яркий, очень красивый и увлекательный путь к зрителю. Ты имеешь возможность рассказывать длинные истории с продолжением и видеть реакцию людей уже на утро, на следующий день после показа. В этом есть огромный кайф. Сделать сериалы хорошо - очень трудно, поверьте мне! И еще труднее угодить публике, потому что все-таки публика очень разная. То, что люди смотрят вечером по телевизору: муж хочет одно, жена другое, а бабушка третье. Попасть в этот вкус тяжело, и иногда приходиться идти на очень большие компромиссы с собственным вкусом. Тем не менее, когда удается сделать что-то хорошее, это дорогого стоит. А в принципе, чтобы с сериалами окончательно определиться: в общем, любой ребенок в детстве любит, чтобы ему рассказывали вечером перед сном сказки. И когда бабушка рассказывает сказки хорошо, то обычно она останавливается на самом интересном месте и говорит: вот сейчас ты ложись спать, а продолжение я тебе расскажу завтра. Вот это и есть, собственно, сериал, когда тебе рассказывают историю с продолжением, это сказки для взрослых. Вот и все.
Недавно скончался Клод Шаброль, один из лидеров Новой волны, которому в начале его карьеры очень повезло: он смог создать собственную продюсерскую фирму, что ему впоследствии очень помогло. Вы тоже создали в начале карьеры продюсерскую компанию, было ли это важно для вас, как для режиссера авторского кино?
Валерий ТОДОРОВСКИЙ: Вы знаете, во-первых, я не считаю себя авторским режиссером, я считаю себя просто режиссером, который пытается делать кино для людей, но пытается при этом как-то сохранить себя. Я не думаю, что мои фильмы можно причислить к арт-хаузу, ни в коем случае.
... авторское — в сравнении с продюсерским кино, где режиссер ничего не решает.
Валерий ТОДОРОВСКИЙ: Ну, может быть. Потом дальше. Я не знаю, как здесь, во Франции, но в России наличие у тебя собственной продюсерской компании никак не спасает тебя от всех финансовых трудностей, а иногда наоборот их даже создает. Все хотят иметь собственную компанию в надежде на какую-то независимость, на то, что ты можешь не очень сильно быть под давлением кого-то со стороны. В итоге все равно все находятся под давлением. В том же 1998 году, когда все рухнуло, на тот момент лучше было не иметь никакой компании, потому что все компании остались в долгах. Поэтому я как-то этому не придаю значения. Компания нужна, если ты хочешь активно что-то делать, снимать, продюсировать, делать больше, чем ты можешь сделать один.
Есть ли у вас какие-то любимые авторы во французском кино и как вы относитесь к Парижу?
Валерий ТОДОРОВСКИЙ: Мне трудно сказать. Я каждый раз, когда сюда приезжаю — Париж для меня какой-то новый, зависит это, наверное, не столько от Парижа, сколько от состояния моей души и от прожитых лет. Сейчас я приехал после долгого достаточно перерыва и мне вдруг неожиданно показалось: какая-то грустная нота была. Не могу объяснить: я ехал из аэропорта, смотрел на улицы и почему-то у меня было какое-то грустное состояние и город мне показался грустным.
Если говорить про французское кино, для меня абсолютно, сто процентов, главный в моей жизни режиссер — это Франсуа Трюффо. Это режиссер, которого я считаю своим учителем, не буквально его, а его картины, его фильмы и его отношение к кино. Для меня оно очень очень близко. Кстати, и Шаброль, который недавно умер, тоже был для меня очень близкий человек. Эти люди проповедовали кино очень искреннее, очень свое, и при этом очень старались всегда для зрителей, они думали о зрителях, они были людьми, которые пытались делать кино человеческое, зрительское. Про это я могу говорить уверенно, Трюффо и Шаброль.
РассылкаПолучайте новости в реальном времени с помощью уведомлений RFI
Подписаться