Перейти к основному контенту
Литература

Наталья Горбаневская: «Прошлые времена никогда не возвращаются»

27 апреля в Москве прошло награждение лауреатов международного литературного конкурса «Русская Премия» за 2010 год. Эта премия присуждается ежегодно проживающим за рубежом авторам литературных произведений, написанных на русском языке. Одним из лауреатов премии стала живущая в Париже поэт Наталья Горбаневская. С поэтом, переводчиком и бывшим советским диссидентом после вручения премии побеседовал корреспондент RFI в Москве Александр Подрабинек.

Наталья Горбаневская
Наталья Горбаневская Фото: А.Подрабинек/RFI
Реклама

RFI: Это не первая ваша литературная премия. В каком ряду она для вас стоит, что она для вас значит?

Наталья Горбаневская: Во-первых, это первая премия в России и вторая  за стихи. До того у меня литературные премии были только за переводы. За стихи я получила в прошлом году премию «Планета поэтов» в Киеве, и сейчас вот эту «Русскую премию». Во-первых, я каждой премии радуюсь как всякий нормальный человек. Во-вторых, конечно, в «Русской премии» для меня есть нечто особое. Знаете, я работала когда-то в газете «Русская мысль», в старой «Русской мысли», и в начале 1990-х годов люди из России нас спрашивали:

- Ваше название газеты в России смущает.
Мы говорим: - Как, смущает?
- Ну, «русская».

А, надо сказать, с тех пор слово «русский» действительно стало предметом злоупотребления. Но я всегда считала, я очень довольна – я русский поэт, очень не люблю слово «русскоязычный». Да, я пишу на русском языке, но я русский поэт. Русская поэзия, русская литература, русская культура… можно, конечно, говорить о российской культуре как о культуре многих народов, но так — все это русское. И это русское не по почве и не по крови. Это русское — по сути.

Вот эта «Русская премия», по-моему, она связана именно с таким пониманием слова «русский». С моим пониманием слова «русский». Нельзя же уступать такое замечательное слово всяким там подонкам и отморозкам. Когда они кричат: - Россия — для русских!, они вовсе не имеют в виду Россию для русских, они имеют в виду, что Россия — для них.

Кого бы вы отметили как возможных лауреатов этой премии? Из тех, кого вы знаете. Пишущих на русском за рубежом.

Я знаю, что, например, в прошлом году даже в этот короткий список премии не прошла совершенно замечательная, совершенно исключительная поэтесса Ольга Мартынова. Вообще, она и ее муж Олег Юрьев — два удивительных поэта, совершенно непохожих друг на друга. Они живут во Франкфурте на Майне. Олега не выдвигали на эту премию, а Олю Мартынову выдвигали. Я слежу за их творчеством больше 20 лет – с тех пор, как они совсем молодыми печатались у нас и в «Континенте» и в «Русской мысли». Недавно одно стихотворение Олега меня так поразило… я давно забросила свою обязанность вывешивать в Живом Журнале чужие стихи — просто у меня очень много работы в этом году. Но тут я не выдержала — вывесила это стихотворение, да еще и крупными буквами. Знаете, такие поэты на вес не продаются. Я не люблю этого слова «штучный», но, в общем-то, имеется в виду именно это. Вот два совершенно замечательных русских зарубежных поэта.

Вы посвятили свое выступление Юрию Галанскову, которого вряд ли знают многие в этом зале. Насколько русская читающая публика знакома с неподцензурной поэзией советского времени?

Я думаю, что, все-таки, отчасти знакома, и что Галанскова, может быть, знают не столько его стихи, сколько его судьбу. Воспоминаний о нем несколько книг вышло все-таки, книг, посвященных Галанскову. Но знают, конечно, мало. Я оказалась здесь, где-то под этими глыбами. Был дом, куда я к Юре приходила, где он жил с отцом своим — рабочим, с матерью-уборщицей — «мамой Катей». С отцом Тимофеем, с сестрой младшей Ленкой. И я просто хотела, как я сказала, воскресить память о нем. Он когда-то учился в историко-архивном институте, и на том здании РГГУ, которое было прежде историко-архивным институтом, сколько-то там лет назад повесили мемориальную доску. Но, как я вчера узнала, эту доску сняли. Я хотела бы, чтобы доску эту восстановили. Я хотела бы, чтобы вообще была живой память о том, что мы все делали. Это не просто история. Потому что это все были «дела по совести». По совести, о которой сегодня в России очень часто забывают. Это же были дела не политические. Это были дела нравственные. И Юрка, Юра, Юрий Галансков был как раз примером человека, которого вел нравственный порыв. Он, правда, искал иногда под этот порыв какие-то «подкладки», какие-то названия —то это был «пацифизм», то (в лагере) это стал, частично, какой-то «русский национализм», но не агрессивный, как легко догадаться. Но в основе всего был вот этот порыв совести. И это, я думаю, главный урок всего диссидентства.

Вы видите Россию сейчас, во многом, со стороны. Какие у вас впечатления о том, куда она идет, и нет ли ощущения, что постепенно возвращаются прошлые времена?

Да, я вижу со стороны. Знаете, прошлые времена вообще никогда не возвращаются. Могут возвращаться отдельные их приметы, отдельные какие-то аналогии. Тем не менее, я глубоко уверена, что возврата к тому, что было — возврата к коммунизму, возврата к Советскому Союзу — быть не может. Это не значит, что сейчас все замечательно. Но к ЭТОМУ возврата быть не может. И это уже огромный плюс. И раз мы разговариваем сегодня в Ельцинском центре, и премию русскую этот центр вручает, и лично мне вручила вдова Ельцина, я хочу сказать, что в том, что этого возврата быть не может, конечно, с одной стороны, - огромный вклад нас — диссидентов. Хоть бы кто-то ни говорил, что этот вклад ничтожный. С другой стороны, это действительно вклад Бориса Николаевича Ельцина в эту необратимость. Это может, страна может, что называется «хилять» в разные стороны, как пьяный. У меня впечатление, что те, кто стоит сейчас во главе государства – у них даже мысли такой нет: к чему-то прошлому, будущему вернуть. У них, в общем-то, одна забота — свой карман. Ну что мы будем тут обсуждать. Им, в этом смысле, «дурной» капитализм очень даже годится, очень даже хорош. С другой стороны, я, конечно, вижу нарастание – и в Интернете, и в издательском деле — нарастание «левых» настроений. Кстати, я когда-то очень давно предсказывала, что пойдет новое поколение, и левые настроения вернутся. Левые настроения в молодости естественны. Это мы знаем. Но, тем не менее, как ни смешно, мне это кажется опаснее, потому что левые идеи развивают талантливые люди и, чаще всего, бескорыстные. А мы знаем, что потом бывает, когда талантливые и бескорыстные люди проводят эти идеи в практику.

Вы верите, что поэзии не будет больше в России неподцензурной?

Да, конечно. Конечно! Ну куда им деться? Вообще издательская деятельность в России неподцензурна. Другое дело – распределение книг, распродажа книг. Есть книги большие, которые так называемые «дистрибьюторские» центры просто не хотят брать, потому что эти книги им опасны. Но стихи, я думаю, всегда «пойдут». Потом, у нас всегда остается Интернет. Там может Дума беспокоиться о том, как бы запретить Интернет, но у меня есть такая глупая поговорка: «Пусть застрелятся».

РассылкаПолучайте новости в реальном времени с помощью уведомлений RFI

Скачайте приложение RFI и следите за международными новостями

Поделиться :
Страница не найдена

Запрошенный вами контент более не доступен или не существует.