Новые мечты о старом

Победа над путчистами в августе 1991 года могла бы стать в ряд таких событий как ХХ съезд или начало Перестройки. Однако эта победа оказалась скоротечной: в течение последующих двух десятилетий страна пошла совсем не тем курсом, о котором мечталось, и в конечном итоге изменились и сами мечты. Кто выиграл и кто проиграл тогда, и как изменилась страна и мы за эти 20 лет? Об этом в интервью РФИ размышляет руководитель отдела социально-политических исследований аналитического центра Юрия Левады Борис Дубин.

Борис Дубин И.Домбровская/RFI

Кто победил в августе 91-го?

- В каком-то смысле путч оказался проигран. Оказался проигран не путчистами, а оказался проигран сначала теми, кто, казалось, победил во время путча, а потом, так или иначе – всей страной. Что это значит? Это значит, что, говоря ретроспективно, победа в августе 1991, победа Ельцина и его сторонников, и в каком-то смысле гораздо более широких кругов населения, которое ожидало реформ – экономических, политических, социальных – тогдашняя победа, как оказалось (и оказалось очень быстро, уже осенью 1991 года), ни к чему не привела. За ней ничего не последовало. Эта победа могла бы стать в ряд таких событий, как ХХ съезд, начало Перестройки, может быть, по-другому оценивалась бы ретроспективно и победа во Второй мировой войне. Но оказалось (как, кстати сказать, и победа во Второй мировой войне), победа не принесла свободы и не принесла коренных изменений в стране. Осенью началось падение доверия к Ельцину и падение его рейтинга. Непонимание, почему он ничего не делает, почему ничего не происходит.

Кризис в верхах и первые протестные выборы

- В начале 1992 г. были сделаны попытки экономических реформ, были отпущены цены. Это очень резко - гораздо резче, чем ожидало население, в том числе и сочувствующие реформам слои - ударило по населению. Никаких на этот счет разъяснений и уточнений перспектив, какого-то серьезного диалога с населением, пусть с его более продвинутыми группами, или, наоборот, с более широкими кругами не последовало. Параллельно начался развиваться кризис в верхах, которых закончился противостоянием парламента и президента, стрельбой по Белому дому, - в общем, беспрецедентными событиями в новейшее время в России. На что большая часть населения ответила в декабре 1993 года протестными выборами, когда фактически на политическую сцену вернулась коммунистическая партия РФ. И на сцену вышла ЛДПР и ее лидер, который с тех пор стал одной из самых заметных фигур на российской политической авансцене. Как выяснилось, и коммунисты, и жириновцы вышли тогда всерьез и надолго. Вплоть до нынешнего дня это те две партии, которые наряду с партией силы, партией центра, имеют шанс - и вполне серьезный шанс на - парламентских выборах и представляют собой парламентские партии, при этом, будучи в некоторой – скорее заявленной – оппозиции к официальному курсу и к Единой России.

Выход на сцену силовиков и прощание с эпохой надежд

- Как только начались экономические реформы, а, тем более, когда вслед за ними началась чеченская война (а первая чеченская война была очень отрицательно воспринята большей частью российского населения) рейтинг Ельцина и рейтинг других ярких на тот момент представителей демократических реформаторских сил не просто начал падать, он обвалился. Во-первых, сам Ельцин начал отходить от демократических фигур, реформаторских фигур в своем окружении. И все больше и больше – отчасти с каким-то расчётом, а отчасти по необходимости как он ее понимал – начал опираться на традиционную опору в советской России – на силовиков. Игры с силовиками до хорошего не доводят. В конечном счете, сначала силовики развязали войну, которую Ельцин поддержал, а население не поддержало. Затем, с большим скрипом прошли выборы 1995-1996 гг., и Ельцин все-таки сохранил свой пост на тот момент. Но было ясно, как потом это назвал Ю.Левада, длится затяжное прощание с эпохой Ельцина, а еще шире говоря, со всей эпохой надежд – надежд на то, что советский строй можно реформировать и можно это сделать в пределах жизни одного поколения. Стало ясно, что пошло другое, более сложное, более извилистое, более долгое время, когда прямых результатов на протяжении лет, а может быть, даже и десятилетий, не приходится ждать.

REUTERS

Отношение к путчу сегодня

- Сегодня выросло поколение, которое просто ничего не знает об этом. Оно не просто не видело, физически не могло видеть, что тогда происходило – они слишком молоды для этого – но характерно, что родители не сочли нужным об этом рассказать. А если рассказывали, то рассказывали примерно в том духе, как сегодня распределяются оценки. Когда реально видят за победой над путчистами победу демократической революции всего несколько процентов население – 7-8-10% – максимум было за все годы наших замеров. Самая большая часть в этих событиях схватку властей наверху. Сегодня она немножко поменьше, эта доля, и примерно приближается к 35%. К ней приблизилась доля тех, кто считает, что это было трагическое событие, которое привело к ухудшению всей ситуации в стране и, в конечном счете, к распаду страны. Остальные – затрудняются с ответом. Ясно, что победа над путчистами не вписалась в ту линию выхода из тоталитарного и авторитарного советского порядка, выхода к демократии, выхода к свободе, выхода к экономическим и политическим реформам, а, скорее, эта победа вошла в такую примерно линию событий: Чернобыль – распад Союза – экономические реформы, которые привели к резкому ухудшению – 1998 год, дефолт и две чеченских войны. Иначе говоря, победа над путчистами стала символом не победы демократии, а, скорее, событием, от которого большинство населения оттолкнулось, предпочитая ностальгировать по советскому, все более позитивно оценивать брежневскую эпоху, полускрыто высоко оценивая роль Сталина. Не сталинскую эпоху, когда считанные 2-3% населения хотели бы жить – но Сталина как фигуру, и, конечно, в связи с победой во Второй мировой войне. Сталин выступает здесь как синоним порядка, с другой стороны как символ победы и, в-третьих, как символ великой державы, которая распалась в 1991 году.

«Крупнейшая геополитическая катастрофа»

- Фактически после осознания значения 1991 года – не путча, а распада Союза – все остальные события выстроились исходя из этого, очень катастрофического, восприятия того, что произошло в декабре 1991 года, когда был подписан роспуск Союза. Поэтому сегодня преобладающая часть населения, абсолютное большинство, соглашаются с диагнозом президента Путина относительно того, что распад Союза был «крупнейшей геополитической катастрофой ХХ века». Доля тех, кто считает по-другому и кто не ностальгирует по Союзу, колеблется в пределах от 25 до самое большое 30% населения. Устойчиво 55-60% ностальгируют по Союзу и согласны с тем, что распад Союза был «крупнейшей геополитической катастрофой» века.

Новые мечты о старом

- Изменилась страна, но она изменилась не совсем или совсем не в ту сторону, как надеялись в конце 80-х – начале 90-х сторонники демократических реформ и большинство населения недовольно тем, в какую сторону пошла страна. Изменилось самопонимание, рамки самопонимания людей. Изменились отчасти их страхи. Но в целом, большинство населения сегодня в России считает, что мы живем в стране, продолжающей курс Советского Союза. Большинство людей в стране считают, что сегодняшняя Россия – это великая держава и это правильно, это хорошо, и нас не будут уважать, если у нас не будет сильной армии. Большинство российского населения одобряет внешнюю политику Путина, в том числе, его резкие выступления в Мюнхене, и ряд других выступлений, где, в общем, были вполне прямые высказывания относительно того, что Россия не собирается идти путем Запада, у нее свой путь и Россия не позволит вмешиваться в то, как этот путь определять, кому бы то ни было на Западе и в других сколь угодно развитых странах. Это не было прямым возвращением к риторике «холодной войны», но холодной войной, конечно, повеяло для тех, кто помнил лексику того давнего периода.

REUTERS/Alexsey Druginyn/RIA Novosti

Отказ стать другими

- В целом, от позитивных оценок реформ и фигур реформаторов – и Горбачева, и Ельцина – большая часть населения отказалась. Произошел отказ – отчасти по собственному желанию, отчасти под влиянием тяжелых обстоятельств, отчасти по вине власти, которая вела себя, как хотела и никогда не была в диалоге с населением – произошел отказ стать другими. И пусть ностальгическое, пусть виртуальное – но все-таки возвращение на прежний советский путь, правда, в условиях, когда реальность в отдельных своих частях, в отдельных своих точках, институтах – уже все менее и менее советская. В особенности, конечно, это касается собственно экономических механизмов. В меньшей степени эта советизация касается культуры, в особенности, массовой культуры, которая выравнивается (более или менее) по некоторым всемирным образцам, пусть не лучшего качества, но достаточно распространенным во всем мире. Что касается конструкции власти и центральных институтов, базовых, на которых держится вся российская система, то это по-прежнему силовые институты. В этом смысле конструкция сохраняется достаточно традиционная для советской, а теперь уже и постсоветской России.

Ностальгия по Союзу и неясное будущее

- Ни распад Союза и становление Российской Федерации как самостоятельного государства, ни победа над путчем не стали символами и вехами на пути к победе, а скорее, стали символами и вехами на пути к возвращению к «советскому» или советскому-бис. Нельзя не заметить, что мы живем сегодня, конечно, не в советской стране. Но, тем не менее, большинство населения предпочитает думать о себе или мечтать о себе как о живущих в советской стране, но при этом все-таки с уровнем жизни западных развитых стран и с непосредственными благами, и социальной защитой, действующим судом и т.д. как они существуют в развитых странах. Как соединить эти мечтания с ностальгией по Союзу, естественно, население не знает. Правители тоже не могу здесь предложить ничего разумного. В этом смысле, в особенности для совсем последнего времени, для двух-трех последних лет (за исключением того, что страна мягко вышла или выходит из состояния кризиса) настроение большинства населения – это полное непонимание перспективы: к чему это все идет, что реально будет, кто будет. А, как всегда в России, что будет всегда определяется тем, кто будет на первом месте. Это затянувшееся состояние неопределенности или недоопределенности, недосказанности, неясности, оно, с одной стороны, выступает тревожащим обстоятельством – у большей части населения сохраняется достаточно высокий уровень страхов, сознания своей незащищенности, сознание своего бессилия в социальном, экономическом плане и т.д. – но, с другой стороны, это состояние не доходит до сколько-нибудь катастрофического, не выливается в акты массового, организованного тем более, последовательного протеста. И, в конченом счете, оказывается, что эта ситуация устраивает и большинство населения, которое, в общем, занимается своими делами, и большинство людей во власти, которые решают свои проблемы, преследуют свои интересы и занимается дележом собственности и уничтожением конкурентов.

(на вопросы RFI отвечал Борис Дубин, отдела социально-политических исследований аналитического центра Юрия Левады)