Александр Подрабинек выступил на суде Марии Алехиной в Березниках

Пятый день Березниковский суд Пермского края рассматривает жалобу Марии Алехиной в связи с наложенными на нее взысканиями. Александр Подрабинек выступил с речью на процессе. Здесь приводится полная расшифровка этой речи.

Александру Подрабинек в зале Березниковского суда Таисия Круговых

Александр Подрабинек: Мы сегодня в течение этого процесса (не только сегодня – в последние дни) рассматривали четыре взыскания, которые наложены на Алехину администрацией колонии, в которой она находится. Два первых взыскания – я буду говорить о тех, когда она не встала по подъему. Это первое и третье взыскания по ходу рассмотрения их в суде.

Фабула состоит в том, что в 5:30 инспекторы подали сигнал подъема, а в 5:50 обнаружили, что Алехина находится на спальном месте. Ответчики предполагают, что Алехина не встала по подъему, злонамеренно нарушив правила внутреннего распорядка.

На самом деле, существенен вопрос: Алехина не встала потому, что она не захотела вставать или потому, что она не проснулась? Было бы нарушением правил внутреннего распорядка, если бы, скажем, Алехина проснулась, поднялась, посмотрела, огляделась, сказала: «Да, гори они огнем, эти правила внутреннего распорядка! Я буду дальше спать».

Или каким-то другим образом было бы удостоверено, что она проснулась и потом решила спать дальше. Ответчики таких доказательств не представили. Обязанность представить такие доказательства лежит на них.

В деле имеются распечатки с видеорегистратора. Что они доказывают? Во-первых, я должен сказать, что ни одна из распечаток видеорегистратора не относится к 17 камере, в которой находится Алехина. Нигде не указано, что это снимки 17 камеры и что на нижних нарах лежит Алехина.

Оксана Викторовна уже говорила об отсутствии сертификации, об отсутствии свидетельств, которые бы подтверждали достоверность показаний этих приборов. Я думаю, что как доказательства данные видеорегистратора не соответствуют критериям относимости доказательств, которые устанавливает гражданский процессуальный кодекс.

На самом деле, существенно то, что Алехина спала, и она подтвердила это своими показаниями. Могла ли администрация колонии доказать, что Алехина проснулась? И тогда перед нами было бы квалифицированное нарушение, квалифицированный проступок, и можно было бы ее наказывать.

Они могли бы представить такие доказательства – таким доказательством могла бы быть видеозапись видеорегистратора начиная с 5:30 до 6:00. В обоих случаях. Такая видеозапись суду не представлена.

Я не думаю, что она не представлена потому, что администрации колонии не хватило дискового пространства для того, чтобы сохранить эту видеозапись. Просто на этой видеозаписи было бы видно, что она спит, что никакой реакции на подъем с ее стороны не было.

Более того, то, что она спала, подтверждают и сотрудники колонии. Подполковник (нрзбч.) нам объяснила, что Алехина встала в 6 часов. Прапорщик Пономарева подтвердила, что она встала в 5:50. Многие другие оперативные дежурные, которые заходили в камеру, подтверждали, что у нее был заспанный вид, что она только что проснулась.

Нам пояснили, что она проснулась от звука открываемой двери – металлическая дверь. От звука открываемой кормушки: кормушка открылась, на нее положили металлическую миску. Это довольно сильный шум, она проснулась и встала.

Что это доказывает? Это доказывает то, что младший инспектор, который подавал сигнал «Подъем!», подал его недобросовестно. В результате чего Алехина не проснулась.

Могли ли сотрудники колонии убедиться, что она встала, что она проснулась? Вот они подали сигнал подъема. Нормальный человек добивается исполнения своей команды. Тем более, это должно относиться к сотрудникам колонии.

Не проснулся осужденный, значит, надо его поднять. Можно открыть кормушку, крикнуть, что пора просыпаться, добиться какой-то реакции. Ничего этого не было. Сотрудник колонии, проходя мимо двери, прошептал «подъем» и побежал писать рапорт.

Почему важно установить, что она спала? Дело в том, что человек, который спит, не в состоянии отвечать за свои поступки. Не может человек контролировать свое поведение в то время, когда он спит. Поэтому событие правонарушения здесь есть, а вины ее в этом нету.

По аналогии можно применить к данному случаю юридические (подчеркиваю – юридические, а не медицинские) критерии невменяемости. Когда человек спит, он не ориентируется ни в пространстве, ни во времени, ни в собственной личности – что является критерием невменяемости.

Спящему человеку предъявлять требование соблюдать закон бессмысленно. Судебная практика по делам о преступлениях, которые совершены во сне, действительно существует, и она не такая маленькая.

Описаны случаи, когда совершается преступление в состоянии сомнамбулизма и во всех этих случаях в судебной практике нашего времени, люди, которые совершали преступления (преступления, а не проступки, правонарушения), были избавлены от ответственности. Потому что правосудие признает, что человек, который не может отвечать и контролировать себя, который находится в состоянии сна, не может быть привлечен к ответственности.

Что касается следующих нарушений. На Алехину было наложено взыскание за попытку передать нелегально корреспонденцию, минуя цензуру.

Фабула дела такова: осужденная Алехина находится в жилой зоне, имея при себе какие-то личные вещи, которые не запрещено иметь при себе осужденным. Ее вызывают на свидание к адвокату. Она идет со своими вещами на свидание.

Она не может пойти к себе на жилое место и оставить там пакет, потому что ее ведет сотрудник колонии. Что она должна делать с письмом, которое она в течение долгого времени писала и, может быть, еще не дописала, может быть, собирается отправить его чуть позже?

Нам господин Игнатов сегодня намекал своими вопросами, что по ходу движения там был почтовый ящик. Там есть два почтовых ящика – красный почтовый ящик и синий почтовый ящик, и она могла опустить туда свое письмо. Но она, может быть, не собиралась отправлять его сейчас? Может быть, она его не дописала? А, кроме того, у нее почти наверняка не было с собой конверта. И разве не осужденный должен определять, когда ему отправлять письмо?

Сотрудникам администрации задавался вопрос неоднократно: существует ли перечень запрещенных предметов, которые нельзя проносить на встречу с адвокатами. Все ответили, что это тот самый общий список запрещенных предметов, который существует в колонии для всех других осужденных. Личная переписка в него не входит.

Личные письма писать можно, проносить по территории можно. В чем тогда состоит проступок Алехиной? Откуда представители администрации взяли, что она намеревалась это письмо отправить с адвокатом на волю?

Даже если игнорировать тот факт, что Алехина сама заявляла, что она не хочет отправлять это письмо, что она не заинтересована в том, чтобы оно ушло в Москву, они могут игнорировать заявления Алехиной, но где доказательства того, что Алехина намеревалась это письмо отправить? Таких доказательств нет.

Алехиной накладывают взыскание за намерение. Намерение это созрело не у Алехиной, а в голове представителей администрации. Это, знаете, как если бы прокурор при своем табельном оружии зашел заплатить за квартиру в банк, а его бы там арестовали за то, что он банк хотел ограбить.

Имеет он право с пистолетом заходить, если ему положено по штату, в банк? Может заходить. А кто-нибудь чрезвычайно бдительный счел бы, что он хочет его ограбить.

Так же и с Алехиной. Она принесла с собой это письмо для того, чтобы что-то из него зачитать адвокату, что-то сказать адвокату. Могла вообще ничего не говорить, просто у нее при себе есть это письмо. Это же не доказательство того, что она собиралась его отправить.

Могли ли представители администрации доказать, что Алехина имела такой злой умысел и действительно хотела отправить письмо нелегально? Могли бы доказать. Они могли оставить это письмо Алехиной, а потом забрать у адвоката на обыске. Начальнику колонии предоставлено право обыскать адвоката по своему мотивированному постановлению.

Они не сделали этого потому, что они понимают, что никакого письма у адвоката не было бы, и у Алехиной никакого умысла нарушать правила внутреннего распорядка, переправляя нелегально корреспонденцию, тоже не было. Я обращаю внимание суда, что по данному нарушению никаких доказательств ответчиками представлено не было.

По четвертому нарушению. Четвертое нарушение можно считать шедевром из всех этих взысканий. Алехина обвиняется в невежливом обращении. Невежливом, некорректном. Оксана Викторовна провела здесь лингвистический анализ разницы между корректным и невежливым обращением, я не буду поэтому повторяться.

Но в чем обычно состоит невежливое обращение? Я задавал вопрос многим работникам администрации: что, Алехина ругалась, кричала, оскорбляла присутствующих? Ничего такого не было. Все подтвердили, что единственное, что было, это то, что она говорила немножко громче обычного (хотя я думаю, что тише, чем даже я сейчас). И перебивала. Хотя Алехина давала показания, что перебивали ее.

Вообще я должен сказать, что живой разговор предполагает то, что люди друг друга перебивают. Это только в суде или в хорошо модерируемой дискуссии слово предоставляется всем по очереди. Ито некоторые в суде перебивают.

Какого поведения администрация хотела от Алехиной? Какого поведения администрация хочет вообще от осужденных? Чтобы они стояли смирно, вытянув руки по швам, опустили глаза вниз и отвечали шепотом. Это идеальная картина, правда?

Алехина – человек с чувством собственного достоинства. Она не будет выполнять такие требования администрации, которые унижают человеческое достоинство.

Я должен напомнить, что исправительное законодательство предполагает, что наказание не должно быть связано с унижением достоинства. Что же так раздражает в поведении Алехиной администрацию колонии? Это очевидно просматривается из всех рапортов, которые написаны, как утверждает Алехина, по инициативе майора Игнатова.

Они, действительно, очень похоже написаны. Похоже, что под диктовку. С небольшими различиями. Везде, в каждом рапорте красной нитью проходит: «она требовала соблюдать 51 статью Конституции, она требовала адвоката». Вот эти требования для администрации колонии являются самым большим оскорблением.

Самое большое оскорбление – это требование соблюдать законы, соблюдать Конституцию и пользоваться юридической помощью со стороны.

Администрация, насколько я понимаю, относится к себе с неким священным трепетом. И возражать ей со стороны осужденных непозволительно. Такова общая практика и таковы традиции нашей пенитенциарной системы.

И с таким же трепетом администрация относится к тем документам, которые она издает. В частности, например, распорядок дня. На судебном заседании много раз ссылались на распорядок дня как нечто такое священное, что не дай бог нарушить.

И, действительно, те, кто нарушает распорядок дня, моментально получают взыскание. Спрашивается, какой распорядок дня нарушала Алехина? Когда она была в безопасном месте, распорядка дня в безопасном месте вообще не было.

Нам представили документ в самом начале – распорядок дня, датированный январем 2013 года. Потом, когда ответчикам указали на несоответствие, они приложили документ без номера и без даты, который назвали распорядком дня.

Потом выяснилось, что на самом деле во время нахождения в безопасном месте Алехина жила по распорядку колонии, по общему распорядку колонии. А как она может соблюдать распорядок в колонии?

Распорядок дня в колонии, во-первых, - две смены. Одна смена – в 5:30, другая – в 8:00 пробуждение. По каком распорядку дня она жила?

Хорошо, допустим, она жила по первому распорядку дня. Она должна досконально его соблюдать. В 5:30 подъем, в 6 часов – развод на работу. Алехина не может не нарушать распорядок дня, потому что она не ходит на работу, она находится в безопасном месте. Она ходит получать образование профессионально-техническое. Где это сказано в распорядке дня? Она вынуждена его нарушать. Его никто не может соблюдать, но за это можно наказывать.

Каким образом Алехина попала в безопасное место? Я не буду входить в тонкости тех событий, потому что это не являлось предметом судебного разбирательства, но меня чрезвычайно удивляет реакция администрации на посыпавшиеся в адрес Алехиной угрозы.

Я допускаю, что это фальсифицированные угрозы, что это некая постановка, вызванная тем, чтобы изолировать Алехину в безопасном месте. Но какова была реакция администрации на угрозы физической расправы? Никакой.

Алехину изолировали в безопасное место, а тем людям, которые ей угрожали, не сделали ровно ничего. По крайней мере, нет никаких свидетельств об этом. Я думаю, что администрация на самом деле хорошо контролирует ситуацию и являлась инициатором помещения Алехиной в безопасное место.

Взыскания Алехиной вынесены с таким колоссальным количеством нарушений, с таким колоссальным количеством противоречий, о чем Оксана Викторовна уже много говорила, и я не буду повторяться, что они должны быть отменены уже по этим одним формальным основаниям.

Чего стоят выписки из протоколов, которые не соответствуют протоколу дисциплинарной комиссии! В выписках одни сведения, в протоколах – другие. И таких нарушений очень много.

На первый взгляд, кажется, что взыскания, которые вынесены Алехиной, не так уж существенны. Ну, действительно, в практике исполнения наказаний есть гораздо более серьезные наказания и за гораздо более серьезные проступки.

Но дело не в тяжести совершенного проступка и не в тяжести назначенного наказания, а в несправедливости этого. В несправедливости назначать наказания за те якобы проступки, которых на самом деле не было.

Алехина – человек не наивный и не рассчитывает на условно-досрочное освобождение. И обжалование взысканий не связано с попыткой получить условно-досрочное освобождение.

Мы все прекрасно понимаем, что условно-досрочное освобождение зависит не от администрации колонии и даже, извините, не от суда, а от гораздо более высоких инстанций, от человека, который удовлетворен тем, что она получила «двушечку».

Но сейчас речь идет о системе, которая отнимает у человека надежду на освобождение. Речь идет не об Алехиной, речь идет об остальных осужденных, которые не имеют такого голоса, который имеет Мария Владимировна, не имеют такого напора и такой смелости, которые боятся защищать свои права.

Алехина защищает их права тем фактом, что обжалует эти взыскания. Речь идет о российской пенитенциарной системе, которая крайне нуждается в реформировании, о чем говорилось последнее время уже много раз, и много попыток таких предпринималось, но так ничего и не получилось.

Речь идет о справедливости, которую надо отстаивать, и которую Алехина отстаивает в разных условиях, в разных ситуациях, в том числе – в российском суде.

Я прошу суд отменить наложенные на Алехину взыскания, признав их незаконными.