Любовь озверевшего глухаря

В каждом языке есть слова, которые переходят из эпохи в эпоху, обрастая все новыми и новыми иллюстрациями. В таких случаях говорят о словах-понятиях. Их объяснительная сила, к сожалению, не очень велика, потому что подтекст больше, тяжелее, обширнее буквального значения.

Например, в 19 веке – в ответ на общий вопрос о происходившем в России – у Н.М.Карамзина родилось знаменитое "воруют!"

А в 1961 году – словно в ответ на запрос общества – Юрий Гагарин сказал: "Поехали!" И с мечтой, содержавшейся в этом слове, выросло чуть ли не два поколения людей.

Как раз в начале 1960-х годов великий русский писатель Варлам Шаламов написал рассказ об одном таком слове, так и не прозвучавшем, к сожалению, на всю Россию. Оно осталось только в личной памяти писателя и в памяти немногочисленных читателей рассказа. Слово это – сентенция. Ясная мысль, высказанная по глубоком размышлении. Иногда – на чужом языке. Когда твой собственный, при всем его богатстве, перестает обозначать живое. Для русского человека середины ХХ века таким спасительным могло бы стать кристально чистое латинское слово "сентенция". Но для одного человека – стало, а для многих – не стало.

Бывало и иначе. Для европейцев языками-освободителями науки и знания стали давным-давно, в средние века, так называемые местные, простонародные языки, и ученым людям пришлось тогда отказаться от прекрасной латыни и поплыть в романо-германскую неизвестность.

Рассказ Шаламова – даже и не рассказ, а философская психограмма человека, которого сначала метнули на самое дно жизни, заставили забыть все человеческое, оставить одну только злость. Шаламов описывает, как этот человек постепенно оживает, и постепенно вспоминает нужное слово. Умное слово. Потом уже оно вытаскивает за собой и остальные.

Но не только слово сентенция в русском обиходе не прижилось, но и гагаринское "поехали" оказалось вытеснено несколько десятилетий спустя пренеприятной двойчаткой – выражением "крыша поехала". Советская и постсоветская социальность оттеснили гагаринский космос на задний план.

Эти цепкие устойчивые словосочетания описывают повседневность и находятся на другом этаже языка. Они распространяют свое влияние на более короткий отрезок жизни и какие-то не всегда приятные обстоятельства оной. Например, выражением "компостировать мозги" (обычно вместо "компостировать" употребляется так называемое непечатное слово с принудительным сексуальным подтекстом) описывается систематический обман, а выражениями "вступать в тесные отношения с Муму", или "пинать балду" - бессмысленное времяпрепровождение.

19 июня 2013 года в русский язык на всех парах вошла новая, и тоже авторская двойчатка: "есть глухаря". Ее автор – начальник российских железных дорог Владимир Якунин. Мы присутствуем сейчас в новой социо-культурной ситуации. Выражение "есть глухаря" уже имеется и даже начинает ходить по блогосфере, но его общезначимый смысл пока отсутствует. И у публики есть возможность проследить, по какому из возможных сценариев пойдет мемообразование.

Дело в том, что за несколько дней до рождения мема Владимира Якунина попытались разоблачить как купающегося в какой-то даже по меркам российского олигархата вызывающей роскоши. Если слух об увольнении чиновника все-таки подтвердится, то выражение "есть глухаря" пойдет, так сказать, по линии "пинания балды" и "щелканья клювом". Мол, пока ты там глухаря с корешами ешь, тебя могут тю-тю.

Совсем другое дело для будущего мема, если Владимир Якунин удержится в своем питательном кресле и разовьет успех, став самым видным мужчиной на посту главы правительства или государства. Уже на следующий день мужественный чиновник сообщил СМИ, что принял "дозу озверина" и намерен поохотиться за виновником неприятных мгновений, которые ему пришлось пережить за "поеданием глухаря". В таком случае мем "есть глухаря" приобретет совсем другой смысл, вполне понятный знатокам чекистских угроз только вместе с "дозой озверина".

Да простят мне читатели Варлама Шаламова, но я вспомню и тот эпизод из рассказа "Сентенция", который, собственно, и заставил меня встрепенуться, когда я только прочитал слова хозяина РЖД. "Сидели, ели глухаря". Шаламов рассказывает, как зэки на Колыме били и ели куропаток.

"От этих таинственных птиц я никогда не находил никаких остатков. Голодные вольные желудки измельчили, смололи, иссосали все птичьи кости без остатка. Это тоже было одно из чудес тайги. Я никогда не попробовал ни кусочка от этих куропаток. Мое – были ягоды, корни травы, пайка. И я – не умирал".

Напрашивается вот какое сравнение. Якунин сначала "съел глухаря", а потом принял "дозу озверина", чтобы продолжить, так сказать, охоту на виновника ложного сообщения. У Шаламова жизненный маршрут другой: от злобы и бессилия он восходит к настоящему языку. К сентенции. Восходит, минуя несъеденных куропаток.
Вот и сейчас тем, кто привык "пинать балду" и "любить Муму", предложена альтернатива.

Как же говорить дальше, граждане? По-чекистски, пресмыкаясь перед рыцарем шпал и лесоповала? Или по-людски, вслушиваясь в значение слова, а не в хруст дичи?

Про "дозу озверина" наш рыцарь проговорился зря: сам признался, что есть за что снимать. Потому и испугался не на шутку. И за этот унизительный для рыцаря страх будет теперь мстить. В железнодорожной стране это совсем не шутки.