В «Балде» ли дело?

В российском городе Армавире местный священник издал пушкинскую "Сказку о попе и работнике его Балде" в версии, где поп заменен купцом, купцом по имени Остолоп. Об этом наша сегодняшняя беседа с московским священником Георгием Орехановом. Немного об этом и немного об отношениях Церкви и общества.

М. Баринов. "Поп и Балда". 1964. http://www.artrusse.ca/

11:08

о. Георгий Ореханов о "Попе и Балде", об РПЦ и обществе

Отец Георгий не только проректор свято-тихоновского гуманитарного университета и доктор церковной истории, но и страстный любитель русской литературы XIX века, в прошлом году защитивший диссертацию "Взаимотоношения Толстого и Церкви".

RFI: Итак, в Армавире переиздана сказка Пушкина о попе и работнике его Балде, переиздана в версии 1840 года, изданной Жуковским, в которой поп был заменен на купца. Разрешите, прежде чем приступать к углублению в этот сюжет, задать вам вопрос (если можно так выразиться) в лоб: вам, как священнику, эта сказка про попа и его работника Балду когда-нибудь казалась оскорбительной, унизительной для сословия священников?

о. Георгий Ореханов: Ну... вы знаете, я хочу сказать: эта сказка никогда не относилась к числу тех произведений Пушкина, которыми я особенно дорожил бы. Но я немножко углубился в историю вопроса. Ведь на самом деле понятно, что эта сказка, если я не ошибаюсь, она написана Пушкиным в 30-м году, в тот период, когда происходило, я бы сказал, серьезное духовное становление поэта, и поэтому очевидно, что для него это был некий каприз или такая шутка, причем есть информация, что сказка была записана ранее со слов няни Арины Родионовны. Так что я всегда так к этому и относился - что это не какая-то сознательная акция, а просто розыгрыш. И мне кажется, что так и нужно это произведение воспринимать.

Отвечая прямо на ваш вопрос, ничего оскорбительного для себя и для священнического сословия я в этом тексте не вижу. Но понятно, что в советскую эпоху, уже после 17-го года, можно было, конечно, эту истории преподать совсем в другом контексте и сопровождать её и оскорбительными замечаниями, и ремарками, и пояснениями, что, собственно говоря, и было сделано.

RFI: Да, дело в том, что сказку издал Жуковский после смерти Пушкина и для того, чтобы она могла быть опубликована, он заменил попа на купца. Позднее, всё ещё при царях, в 1882 году в издании полного собрания сочинений Пушкина сказка была уже опубликована в её первозданном виде. Кстати, вы говорили, что поэт записал её со слов няни. Это ведь, действительно, такой ходячий сюжет: работник, наниматель, при этом работник разбирается с чертями, молодецки надувает их... В общем, такой ходячий сюжет. В советское время, естественно, она была восстановлена исключительно в варианте с попом и, в общем-то, использовалась как антиклерикальная пропаганда, как воинственная атеистическая пропаганда воинственного атеистического режима. Советский союз перестал существовать. Стоит ли восстанавливать теперь, в свободной России, дореволюционную цензуру этой сказки?

о. Георгий Ореханов: Здесь важно, что, во-первых, восстановить дореволюционную цензуру было бы очень сложно, потому что всякое явление имеет свои исторические и культурные корни. Я бы попытался ответить на вопрос, стоит ли вообще восстанавливать какую-либо цензуру. И мне кажется, что здесь важно вот что: часто складывается такая ситуация, когда издается какое-то сочинение, какая-то книга, даже не только книга, выходит какая-то телепередача или радиопередача, и без церковного комментария те мысли, которые высказываются в этом сочинении или в этой передаче, могут быть совершенно неправильно поняты.

Если можно, поясню это близким для меня примером, это творчество Льва Николаевича Толстого. Тем более, между прочим, мы с вами разговариваем в тот день, пятого марта, когда мы отмечаем 110 лет со дня отлучения Толстого (если по старому стилю).

RFI: Да, у Толстого были очень сложные отношения с Русской Православной Церковью вплоть до отлучения от Церкви. То есть, он стал неким изгоем в своем родном отечестве.

о. Георгий Ореханов: С точки зрения Церкви тут для меня важно, что Церковь просто пояснила ситуацию с Толстым: что Толстой сам себя может называть христианином, но с точки зрения Церкви он таковым не является. Я считаю, что должна существовать цензура именно в этом смысле. Когда появляется какое-то новое сочинение или переиздается старое сочинение, Церковь может и имеет право заявить, что те мысли, которые высказываются в этом сочинении, не соответствуют духу православия. И в этом смысле, конечно, цензура необходима и, в общем-то, она в таком латентном виде всегда в Церкви и была.

RFI: Но это уже нельзя назвать цензурой. Это - оценка, выражаемая Церковью, представителями Церкви, но ни в коем случае не запрет на публикацию.

о. Георгий Ореханов: Да. Что касается запрета на публикацию, мне просто кажется, что сейчас у Церкви просто нет таких ресурсов, чтобы можно было восстановить этот институт цензуры во всей полноте.

RFI: А вы скорее удовлетворены тем, что это так, или вам хотелось бы, чтобы это можно было восстановить?

о. Георгий Ореханов: Мне лично кажется, что мы живем сейчас, в современной России, в таком обществе, в котором просто слепо копировать дореволюционные институты было бы неправильно. Почему? Потому что такое бездумное копирование может приводить просто к совершенно ненужным общественным скандалам, а сейчас главная задача Церкви в России - консолидировать российское общество. То есть, не расточать камни, а собирать их.

Но при этом я подчеркиваю очень важный момент: Церковь обязана констатировать, это её обязанность, подчеркиваю, что вот данное явление никоим образом не может быть названо ни христианским, ни церковным, ни православным. Конечно, в таком виде это должно существовать. Чтобы просто люди, которые... я думаю, что для членов Церкви здесь и нет никакой проблемы, но вот люди, которые каким-то образом обращают свои взоры к Церкви, они должны как-то ориентироваться в этом.

RFI: Отец Георгий, когда средства массовой информации говорят о Церкви и её отношениях с обществом, это часто выливается в какую-то карикатуру. Потому что описываются только конфликтные ситуации, то есть, в общем-то маргинальные. А сама жизнь Русской Православной Церкви. естественно, в своей полноте не описывается в терминах тех конфликтов, которые попадают на страницы печати, в интернет и так далее.

И в данном случае я, в общем, не хотел говорить о жизни Церкви как таковой. Потому что, естественно, в этой капле воды, в издании в Армавире "Сказки о попе и работнике его Балде", вернее, "о купце и работние его Балде", конечно отражается не жизнь Церкви. По крайней мере, мне так не кажется. А скорее отражается жизнь собственно России. Ведь нельзя же это издание в Армавире приравнять к позиции всей Церкви, с одной стороны. С другой стороны, нельзя одно издание варианта пушкинской сказки тиражом в четыре тысячи экземпляров приравнять к цензуре.

Что обозначает это издание? Имеет ли оно значение и стоит ли к этому относиться серьезно?

о. Георгий Ореханов: Вы знаете, Ярослав, я, может быть, чего-то в этой истории недопонял... С моей точки зрения, тот священник, который осуществил это издание, совершил очень полезное дело. Ведь, если я также правильно понял из интернета, из других источников о предыстории этого издания, человек ходил в архив, он искал эти материалы. То есть, он занимался такой квазинаучной работой. Поэтому плоды этой работы очень ценны. Он издал текст, который практически никому не был известен. Поэтому я не совсем понимаю, из чего эта шумиха происходит. Этот священник и священноначалие Русской Православной Церкви - они же не делали заявления. что во всех российских школах должно быть использовано в школьной программе только это издание, а не какое-то другое. В чем здесь проблема?

RFI: Вполне возможно, что проблемы никакой и нет. Однако русское, российское общество иногда со стороны кажется исключительно поляризованным, радикализированным. И кажется, что малейший жест с той или иной стороны приобретает какое-то идеологическое значение. Может быть, это дистанция побуждает нас так на это смотреть и, может быть, в жизни России всё это совершенно иначе?

о. Георгий Ореханов: Вот в этом я вынужден с вами согласиться. Вы так видите ситуацию из Парижа, я примерно так же вижу её из Москвы. И я могу предположить, почему это происходит. Дело в том, что, хотим мы этого или нет, и независимо от того, как мы понимаем свободу, всё таки русская Церковь в течении последни двадцати лет свободна. И очень долго все ожидали, когда же Церковь заявит громко о каких-то серьезных проблемах русской жизни. И как только это происходит, как только это начинает происходить, очень многим людям это не нравится. Я могу очень много здесь примеров привести. Вспомните последний скандал с этим "дресс-кодом", это хорошо известный вам сюжет.

RFI: Да, когда разговор пошел о создании православного "дресс-кода", то есть о том, как должны одеваться православные.

о. Георгий Ореханов: И вы абсолютно правы: что бы официальный представитель Церкви или простой священник не заявил и что бы он ни сделал, в русском обществе существует антицерковная оппозиция, которая будет стараться эти заявления, эти слова проинтерпретировать совершенно в ином духе. Вопреки тому, что автор имел в виду. Поэтому, скорей всего вот в этой армавирской ситуации так получилось.

RFI: Разрешите под конец передачи вернуться к самому началу нашей беседы, когда вы сказали, что вы всегда воспринимали "Сказку о попе и его работнике Балде" как такую шутку, в общем, неважную, незначительную в творчестве Пушкина. Она, может быть, незначительна, но я должен вам сказать, что по этому случаю, по случаю издания в Армавире варианта Жуковского я её перечитал. И должен вам сказать, она мне показалась полной очарования и совершенно необидной при этом, обидной, разве что, для чертей, которых Балда надувает.

о. Георгий Ореханов: Ну да, скорей всего, вы правы.

Большое спасибо. На наши вопросы отвечал московский священник Георгий Ореханов, проректор свято-тихоновского гуманитарного университета и доктор церковной истории.