Авиньонский фестиваль открылся спектаклем «Черный монах» в постановке Кирилла Серебренникова
«Это спектакль невероятной театральной силы» — утверждает после премьеры в Авиньоне газета Le Monde. В спектакле «резонирует» необходимость " сопротивления посредственному и навязанным нормам» — отмечает критик Franceinfo. Газета Les Echos утверждает: «Спектакль войдет в историю Авиньонского фестиваля». На премьере 7 июля присутствовали 2 000 зрителей и, среди них, только что назначенная министром культуры Франции Рима Абдул-Малак.
Опубликовано:
Авиньонский театральный фестиваль остается одним из самых важных международных событий в мире культуры. Арт-директор Оливье Пи доверил его открытие российскому режиссеру Кириллу Серебренникову. Программа 76-го выпуска — последняя для режиссера Оливье Пи, руководившего фестивалем в Авиньоне с 2013 года.
Сцена Папского дворца для каждого режиссера — признание. Но, в то же время, большое профессиональное испытание. Огромное пространство сцены и монументальность средневековых стен делают актеров микроскопическими, а их передвижение на зеркале сцены — бесконечным. Способность занять этот объем — первое техническое требование для режиссера, желающего донести до зрителя свою идею.
Кирилл Серебренников признался перед премьерой «Черного монаха» в Авиньоне, что давно понял, " какое трудное " пространство сцены Папского дворца и что думал об этом «каждый раз, когда видел там какие-то работы». Он продолжил: «Мы утром сегодня говорили с Томасом Остермайером, он ставил в этом пространстве „Гамлета“, и мы сошлись на том, что это пространство либо тебя принимает, либо не принимает».
Отрадно в этом контексте отметить комментарий Franceinfo:
«Мы поражены красотой сценографии, которая заставляет вибрировать зрителей в Почетном дворе Папского дворца. Прекрасны рабочие-садовники, которые периодически наполняют сцену, образуя мужской хор со звенящими в воздухе голосами».
Видеопроекции на гигантской стене, в глубине сцены, показывают, как лицо Коврина дробится на множество лиц. Как лучше можно представить зарождение безумия у перегоревшего на работе магистра Андрея Коврина, приехавшего в деревню в гости к помещику Егору Семёнычу Песоцкому и влюбившегося в его дочь?
Кирилл Серебренников подчеркнул: «Для меня в пьесе (это не у Чехова, а в нашей пьесе) важно, что Коврин едет в деревню скрываться от „кошмара“ жизни. В том числе и политической жизни. Он поэтому приезжает в этот сад готовый к встрече с чем-то удивительным. Внутреннее готовый. А текст Чехова — один из тех литературных текстов, которые вызывают психологическую реакцию. У вас так, наверное, тоже бывало: что-то читаете, и у вас мороз по коже. Это есть в Чехове, в Булгакове… вообще, в большой литературе. И на меня текст произвел вот такое психологическое, принудительное впечатление. Прошло 30 лет, и я пытаюсь „вспомнить“ эти ощущения, но уже на огромной сцене Папского дворца».
Режиссер утверждает, что его спектакль экологичный. Это правда. Кроме круглых четырех экранов, на сцене только три деревянные и покрытые прозрачным пластиком конструкции. Они перемещаются и перекомпановываются, превращаясь в виллы дачников и оранжереи одержимого садоводством старика Песоцкого. Мистраль, пытавшийся разорвать хрупкие прозрачные декорации, замечательно вписался в тему постановки. Ветер добавил драматизма в сцены мучительного поиска героем выбора между правом на творчество и безумием, гениальностью идей и потерей смысла, любовью и отвращением к семейной рутине.
Спектакль изобилует повторениями, вариациями чеховских диалогов, возобновлением ситуаций. Наверное потому, что такое может случиться с каждым. Как и появление призрака, который начинает нашёптывать и внушать человеку, что он — единственный, избранный. И что нужно только в это поверить. Постепенно людей на сцене вытесняет не один черный монах, а целая армия черных силуэтов. И циклически запущенный чеховский текст вытесняется странным танцем синхронным вращением, наподобие дервишей. Какова задумка режиссера.
«Я работаю достаточно давно с моими соавторами — Женей Кулагиным и Ваней Евстигнеевым, — объясняет Кирилл Серебренников. — Они отвечали за эту часть постановки. Мне хотелось, чтобы текст постепенно исчезал. Так же, как в пространстве растворяется сам Коврин. И так же, как из пространства, из космоса, появляется черный монах и заполняет целиком всё наше сознание и всё пространство этого спектакля. И этот черный монах — это не слова. Это — то, что нельзя выразить. И мне было ужасно интересно средствами театра, используя видео, танец, мизансцены в большом пространстве, дать зрителю возможность увидеть это «невидимое».
Актеры-полиглоты, по воле режиссера, играют текст Чехова, переходя с русского на немецкий, потом на английский и итальянский. Кирилл Серебренников объединил на сцене актеров, танцоров и певцов гамбургского Thalia Theater и коллектива Гоголь-центра. Нельзя не назвать актеров, коллективно и талантливо создавших на сцене главных героев. Виктория Мирошниченко и Габриэла Мария Шмейде стали воплощением Тани. А экзальтация и безумие Коврина были исполнены непревзойдённым трио: Филипп Авдеев, Один Байрон и Мирко Крейбих.
РассылкаПолучайте новости в реальном времени с помощью уведомлений RFI
Подписаться