Вначале было слово. Эрик Булатов

В рамках завершающегося перекрестного года "Франция-Россия" в Париже в начале декабря был представлен документальный фильм "Небосвод Эрика Булатова", снятый режиссером Татьяной Пинской.Эрик Булатов - известный советский художник-нонконформист, один из основателей направления соцарт, пародировавшего официальное советское искусство.

Эрик Булатов отвечает на вопросы RFI Igor Belov / RFI

07:29

Вначале было слово. Эрик Булатов

Игорь Белов

После окончания Художественного института имени Сурикова в 1958 году Эрик Булатов работал в издательстве "Детгиз", часто в соавторстве с Ильей Кабаковым и Олегом Васильевым. Одновременно он развивал и свой собственный стиль, в котором пейзажи часто соединяются с советскими плакатными символами и лозунгами. Например, в картине "Слава КПСС" этот лозунг, как решетка, заслоняет небо. А в картине "Горизонт" красная ковровая дорожка скрывает морскую даль.

В Советском Союзе картины Булатова практически не выставлялись и не продавались. Зато у западных коллекционеров, вывозивших их за границу, проблем не было: министерство культуры СССР ставило на картины штамп "художественной ценности не имеет". Сегодня же работы Эрика Булатова находятся в коллекциях крупнейших музеев мира и продаются на Западе довольно дорого - два года назад его картина "Советский космос" была, например, продана за полтора миллиона долларов.

Его выставки проходят в крупнейших галереях мира, в 2006 году около150 его работ были выставлены в Третьяковской галерее. За границей Эрик Булатов живет с 1989 года, а в Париже - с 1992.

После презентации фильма Эрик Булатов ответил на несколько вопросов.

RFI: В основном, Ваши картины – это слово и пространство. И это выражает протест и стремление к свободе. Почему слово - печатными буквами, и пространство?

Эрик Булатов: Почему слово – печатными буквами? Мне хотелось выразить слово, как бы, еще ненаписанное, слово, над которым мы еще думаем, слово, которое само в пространстве живет, оно еще не прикрепилось к поверхности: к бумаге или к чему-то, на чем оно может быть написано. Поэтому оно, как бы, между нашим сознанием - внутри нашей головы - и внешним миром. Оно где-то вот здесь движется. Именно его движение, его связи с внешним пространством – это мне очень важно. А почему буквы такие элементарные – печатные – потому, что это слово еще не нашло своего выражения. Это еще как бы «болванки» букв. Самые примитивные, самые простые формы, которые потом, когда слово будет написано, прикрепится к плоскости, оно найдет свою форму. Каждая буква будет уже каким-то образом украшаться, декорироваться и проч. А здесь это все не декорировано. Это пока еще живое движение слова.

RFI: Эта концепция у Вас давно появилась. А сейчас есть какая-то эволюция? Вы думаете о переходе на какую-то иную миросозерцательную концепцию?

Эрик Булатов: Эволюция все время какая-то есть, но эволюция не означает какой-то принципиальной перемены концепции. В принципе, это движение, может быть, все-таки, не обязательно - в разные стороны. Это может быть движение и в одном направлении. Просто что-то открывается еще и еще, и ты видишь, что «я вот этого не знал, и оно мне вдруг открылось». Собственно, в этом дело. Причем, у меня есть работы очень разного характера. Есть такие, где одни, в сущности, буквы. То есть, практически, почти абстрактные картины, хотя буквы – это не абстракция, но, все-таки, это и не какой-то объективно вне нас существующий предмет. А есть картины, которые представляют собой просто пейзажи или какие-то ситуации конкретные – или вместе с буквами или сами по себе. То есть, реалистические картины. Меня даже пытаются записывать в фотореалисты, что совершенно несправедливо, кстати. И действие этой амплитуды я хочу сохранить. То есть, и возможность такого почти реалистического изображения мира, в котором я живу, и, вместе с тем, почти абстрактное. В принципе, я думаю, что в искусстве абстракция и конкретность должны переходить друг в друга. Они не должны разделяться на полюса. Должна быть какая-то постоянная перемена мест между ними, постоянная метаморфоза. Вот, собственно говоря, это моя работа тоже – не только слова.

RFI: Если грубо разделить Ваше творчество на два периода, советский и постсоветский, то какое коренное отличие Вы видите между этими периодами?

Эрик Булатов: Коренное, я думаю, отличие – в том, что в советский период все мое внимание было обращено на социальное пространство, в котором я живу. Проблема была в том, можно ли выйти за пределы этого пространства. То есть, есть ли у него границы, у этого пространства, и можно ли эту границу преодолеть? А сейчас речь идет уже о другом горизонте, который открывается, когда ты вышел за пределы вот этой социальной границы. А дальше что? А дальше – новые горизонты, это уже экзистенциальные горизонты. И, может быть, это и возрастные дела, не знаю, как это назвать, но все больше и больше внимания требуют эти проблемы экзистенциальные.

RFI: А какая из картин наиболее характерна для Вашего последнего периода?

Эрик Булатов: Для последнего периода? У меня была – для реалистической стороны моей работы – картина «Живу дальше». Я думаю, что это была программная картина – «Живу дальше». И в том, что касается экзистенциальной проблемы (хотя это тоже экзистенциальная проблема – «Живу дальше») – из таких буквенных картин, была картина «О». Это просто звук, это уже не слово, а звук – «о». Но это «о» - в смысле «око», глаз. Это как бы взгляд. Попытка выразить взгляд. Не глаз, а взгляд именно. Для меня это была важная картина. И потом, картина «Дверь» - закрытая дверь, за которой, с той стороны – свет.

Эрик Булатов. Художник в своей мастерской на фоне картины "Дверь" DR / archives Eric Bulatov